" У каждого поэта своя трагедия, иначе он не поэт. Без трагедии нет поэта - поэзия живет и дышит над самой пропастью трагического, "бездны мрачной на краю". А. Ахматова
На рубеже прошлого и нынешнего столетия, в эпоху, потрясенную двумя ми-ровыми войнами, в России возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей мировой литературе нового времени ‘’ женская ’’ поэзия - поэзия Анны Ахматовой. В строгом соотношении с глубиной и широтой замыслов ее « голос » никогда не спадает до шепота и не повышается до крика - ни в часы народного горя, ни в часы народного торжества. Сдержанно, без крика и надрыва, в эпически бесстрастной манере сказано о пе-режитом горе : « Перед этим горем гнутся горы». Биографический смысл этого горя Анна Ахматова определяет так : « Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне ». Выражено это с прямотой и простотой, встречающимися лишь в высоком фольклоре. Именно в « Реквиеме » особенно ощутим лаконизм поэта. Если не считать прозаического « Вместо Предисловия», здесь всего только около двухсот строк. А звучит « Реквием» как эпопея. « Реквием » состоит из десяти стихотворений. Прозаического предисловия, на-званного Ахматовой « Вместо Предисловия », « Посвящения », " Вступления " и двухча-стного " Эпилога ". Включенное в « Реквием » « Распятие », также состоит из двух частей. Стихотворение « Так не зря мы вместе бедовали... », написанное позднее, то-же имеет отношение к « Реквиему ». Из него Анна Андреевна взяла слова : « Нет, и не под чуждым небосводом... » в качестве эпиграфа к « Реквиему », поскольку они, по мнению поэтессы, задавали тон всей поэме, являясь ее музыкальным и смысловым ключом. « Реквием » имеет жизненную основу, которая предельно ясно изложена в не-большой прозаической части - « Вместо Предисловия ». Уже здесь отчетливо чувству-ется внутренняя цель всего произведения - показать страшные годы ежовщины. « Реквием » создавался в разные годы. Например, « Посвящение » помечено мар-том 1940 года. Оно раскрывает конкретные « адреса ». Речь идет о женщинах, разлу-ченных с арестованными. Оно обращено непосредственно к тем, кого они оплакива-ют. Это близкие их, уходящие на каторгу или расстрел. Вот как Ахматова описывает глубину этого горя : « Перед этим горем гнутся горы, не течет великая река. » Чувст-вуют близкие все : « крепкие тюремные затворы », « каторжные норы » и смертельную тоску осужденных. Слышим лишь ключей постылый скрежет... Да шаги тяжелые солдат... И опять подчеркивается общая беда, общее горе : По столице одичалой шли... И безвинная корчилась Русь Слова «корчилась Русь» и «одичалая столица» с предельной точностью передают страдания народа, несут большую идейную нагрузку. Во вступлении даны и конкретные образы. Вот один из обреченных, кого «черные маруси» увозят по ночам. Имеет в виду она и своего сына. На губах твоих холод иконки Смертный пот на челе. Его уводили на рассвете, а ведь рассвет - это начало Дня, а тут рассвет - начало неизвестнос-ти и глубоких страданий. Страданий не только уходящего, но и тех, кто шел за ним «как на вынос». И даже фольклорное начало не сглаживает, а подчеркивает остроту переживаний невинно обреченных : Тихо льется Тихий Дон Желтый месяц входит в дом. Месяц не ясный, как принято о нем говорить и писать, а желтый, «видит желтый ме-сяц тень!». Эта сцена - плач по сыну, но придает она этой сцене широкий смысл. Есть и другой конкретный образ. Образ города. И даже конкретное место : «Под Кре-стами будет стоять» (название тюрьмы). Но в образе города на Неве нет не только «пушкин-ского великолепия» и красоты с его прекрасной архитектурой, он даже мрачнее того Петербурга, известного всем по произведениям Н.А. Некрасова и Ф.М. Достоевского. Это город - привесок к гигантской тюрьме, раскинувшей свои свирепые корпуса над помертвевшей и неподвижной Невой. И ненужным привеском болтался Возле тюрем своих Ленинград И сочувствие, и жалость чувствуется в этих словах, где город выступает как живое лицо. Потрясают читателя описанные автором в поэме отдельные сцены. Автор придает им широкий обобщающий смысл, чтобы подчеркнуть главную мысль произведения - показать не единичный случай, а всенародное горе. Вот сцена ареста, где речь идет о многих сыновь-ях, отцах и братьях. Ахматова пишет и о детях в темной горнице, хотя у ее сына не было детей. Следовательно, прощаясь с сыном, она одновременно имеет в виду не только себя, но и тех, с которыми вскоре сведет ее тюремная очередь. В «Реквиеме», говоря о «стрелецких женах», воющих под кремлевскими башнями, она по-казывает кровавую дорогу, тянущуюся из тьмы времен в современность. Кровавая эта дорога к несчастью, никогда не прерывалась, а в годы репрессий при Сталине, поправшем «Народные Права», стала еще более широкой, образовав целые моря безвинной крови. Антитеза, исполински и трагически встающая в «Реквиеме» (Мать и казненный сын), неизбежно соотносилась в сознании Ахматовой с евангельским сюжетом, и поскольку антитеза эта не была лишь приметой ее личной жизни и касалась миллионов матерей и сыновей, то Ахматова сочла себя вправе художественно опереться на нее, что расширило рамки «Реквиема» до огромного, всечеловеческого масштаба. С этой точки зрения эти строки можно считать поэтико - философским центром всего произведения, хотя и помещены они непосредственно перед "Эпилогом". "Эпилог", состоящий из 2-х частей, сначала возвращает читателя к мелодии и общему смыслу "Предисловия" и "Посвящения", здесь мы вновь видим образ тюремной очереди, но уже как бы обобщенный, символический, не столь конкретный, как в начале поэмы.
Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх. Как клинописи жесткие страницы Страдания выводят на щеках...
А дальше идут такие строки :
Хотелось бы всех поименно назвать, Да отняли список, и негде узнать, Для них соткала я широкий покров Из бедных, у них же подслушанных слов
Такие высокие, такие горькие и торжественно гордые слова - они стоят плотно и тя-жело, словно вылитые из металла в укор насилию и в память будущим людям. Вторая часть эпилога развивает тему Памятника, хорошо известную в русской литературе по Державину и Пушкину, но приобретающую под пером Ахматовой совершенно необычный - глубоко трагический облик и смысл. Можно сказать, что никогда, ни в русской, ни в мировой литературе, не возникало столь необычного Памятника Поэту, стоящему, по его желанию и завещанию, у Тюремной Стены. Это поистине памятник всем жертвам репрессий, замученным в 30-е и иные страшные годы.
И тут же свойственные А.А. Ахматовой чуткость и жизнестойкость.
И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли.
«Реквием» Ахматовой - подлинно народное произведение, не только в том смысле, что он отразил и выразил великую народную трагедию, но и по своей поэтической форме, близкой к народной притчи. «Сотканный из простых, «подслушанных», как пишет Ахматова, слов», он с большой поэтической и гражданской силой выразил свое время и страдающую душу народа. «Реквием» не был известен ни в 30-е, ни в последующие годы, но он навеки запечатлел свое время и показал, что поэзия продолжала существовать даже и тогда, когда, по словам Ахматовой, "поэт жил с зажатым ртом". Одна из особенностей творчества Ахматовой состоит в том, что она писала как бы без всякой заботы о постороннем читателе - то ли для себя, то ли для близкого, хорошо знающего ее человека. И вот такая недоговоренность расширяет адрес. Ее «Реквием» весь как бы разорван. Он написан словно на разных листочках, и все стихотворения этой траур-ной поминальной поэмы - фрагменты. Но они производят впечатление больших и тяжелых глыб, которые движутся и образуют огромное каменное изваяние горя. «Реквием» - это ока-меневшее горе, гениальным образом созданное из самых простых слов. Глубокая идея «Реквиема» раскрывается благодаря особенности таланта автора с по-мощью звучащих голосов конкретного времени : интонации, жестов, синтаксиса, словаря. Все говорит нам об определенных людях определенного дня. Эта художественная точность в передаче самого воздуха времени поражает всех читающих произведение. В творчестве поэта А. Ахматовой 30-х годов были изменения. Произошел своего рода взлет, рамки стиха неизмеримо расширились, вобрали в себя обе великие трагедии - и надвигающуюся вторую мировую войну и ту войну, что началась и шла развязанная преступной властью против своего же народа. И материнское горе («сына страшные глаза - окаменелое созданье»), и трагедия Родины, и неумолимо приближавшаяся военная страда, - все вошло в ее стих, обуглило и закалило его. Вот с необычайной точностью подобранные слова : "обезумев от муки", "страда-ние выводит на щеках", "ото всех уже отделена". Личное и личностное усиливается. Расширяются рамки изображаемого :
Где теперь невольные подруги, Двух моих осатанелых лет ? Что им чудится в сибирской вьюге ? Что мерещится им в лунном круге ? Им я шлю прощальный свой привет.
«Реквием» ( лат. Requiem ) - заупокойная месса. На традиционный латинский текст Реквиема писали музыку многие композиторы В.А. Моцарт, Т. Берлиоз, Дж. Верди. «Рекви-ем» Ахматовой сохраняет латинское написание, кивая на основу, первоисточник, традицию. Недаром финал произведение, его «Эпилог», выводит трагическую мелодию вечной памяти по усопшим за пределы земной реальности :
И пусть с неподвижных и бронзовых век, Как слезы струится подтаявший снег, И голос тюремный пусть гулит вдали.
Голос памяти - так всегда было у Ахматовой, но окончательно закрепилось в ее лирике в связи с «Реквием», «где память о мертвых поет». «Реквием» потребовал от нее музыкального мышления, музыкального оформления отдельных разрозненных частей - лирических стихотворений - в одно единое целое. Приме-чательно то, что и эпиграф, и «Вместо Предисловия», написанные значительно позднее основного текста стихотворного цикла, приживлены к нему органически - именно средства-ми музыки. В виде «увертюры» - оркестрового вступления, в котором проиграны две глав-ные темы сочинения : неотделимость судьбы лирической героини от судьбы своего народа, личного от общего, «я» от «мы». По своему строению ахматовское произведение напоминает сонату. Оно начинается после коротких музыкальных тактов мощным звучанием хора :
Перед этим горем гнутся горы, Не течет великая река, Но крепки тюремные затворы. А за ними «каторжные нары»
Присутствие здесь пушкинской строки из стихотворения «Во глубине сибирских руд» раздвигает пространство, дает выход в историю. Безымянные жертвы перестают быть безымянными. Их защищают великие традиции свободолюбивой русской литературы. «А надежда все поет вдали». Голос надежды не покидает автора. Поэтесса создала не хронику своей жизни, а художественное произведение, где есть обобщение, символика, музыка.
И когда, обезумев от муки, Шли уже осужденных полки, И короткую песню разлуки Паровозные пели гудки. Звезды смерти стояли над нами...
Отдельные слова в таких контекстах приобретают устрашающую оценку. Например, звезды, воспетые в художественной литературе как волшебные, пленительные, загадочные в своей красоте, здесь - звезды смерти. «Желтый месяц», хотя и не несет такую негативную оценку, но он свидетель чужого горя. Все в «Реквиеме» укрупнено, раздвинуто в границах (Нева, Дон, Енисей) сводится к общему представлению - всюду. Так на события 30-х годов А.А. Ахматова ответила трагедией «Реквием». Русская по-эзия знала немало примеров, когда этот жанр музыкального произведение становился фор-мой поэтической мысли. Для Ахматовой он явился идеальной формой освоения трагическо-го сюжета русской истории, в котором авторская судьба поднялась до универсальных обоб-щений : поэтическое «я» нередко выступает от имени «мы». Авторский объектив врывается всюду : где поселились горе и смерть, замечая « и ту, что едва до окна довели», «и ту, что не топчет родимой земли». И ту, что красивой тряхнув головой, сказала : «Сюда прихожу как домой». Время Ахматовой прошло через резкие переломы, и это был путь великих утрат и по-терь. Только поэт великой силы, глубокой сущности и воли мог выдержать такое и противостоять всему силой своего правдивого искусства.
